Во времена Бутона Ринчендуба (в 14-м веке) был такой лама по имени Ральди (Меч), который довольно успешно оспаривал факт непрерывности передачи учения в тибетском буддизме в период Ралпачена и его брата-противника Лангдармы. И, в том числе, Ральди опровергал обязательность монашества для окончательной реализации (был и такой предрассудок, особенно утвердился в 17-м веке, это, понятное дело, связано с политикой и тибетской монастырской теократией).
Бутон в ответ написал свою "Историю буддизма", в которой от истории только даты и имена)), а всё остальное таково, что мы с вами, современные читатели, становимся попросту жертвами и заложниками древней тибетской полемики, принимая писания Бутона за чистую монету. Впрочем, и его система тантр по 4-м классам тоже весьма условная вещь. Теперь мы прекрасно знаем, что до Бутона было несколько иных классификаций. Что это просто концепция, в конце концов. А, например, тантра Гухьясамаджа в древности по всем признакам и происхождению принадлежала к классу йога-тантр - вся эта концепция 5 Будда-семейств (сменившая концепт 3-х семейств в крия- и чарья-тантрах) пришла к нам из базового текста йога-тантр - "Таттва-самграхи". Я всё это к вопросу об условности многих установлений, которые нынешние тантристы почитают за константу)). И к тому, что Бутон в пылу полемики многим жертвовал для победы над Ральди.
Кстати, именно Бутон в авторитете ещё и потому, что он впервые составил Кангьюр и Тангьюр, то есть отобрал сказанное Буддой и комментарии к Его словам. Но, как вы понимаете, и здесь стремление поддержать "линию партии" сказалось - многие тексты старой школы переводов были отброшены как имеющие подозрительное происхождение (читай, не из университета Наланды) и не заслуживающие доверия. В том числе, и такие, как текст тантры дзогчен "Дратал-гьюр" (коренная тантра раздела Меннагдэ, Устных наставлений). В наше время, когда этот текст был обнаружен при раскопках в Дуньхуане (Китай), смешно говорить, что эта тантра является поздним "сочинением" ньингма, как утверждала это в средние века партия власти Тибета и Бутон Ринчендуб.
"Итак, вернёмся к периоду 9-го века. Согласно Ральди, «промежуточный период» следует выделять в силу того, что деятельность созданной в периоды правлений Тисрондеуцена и Ралпачена монашеской общины протекала в отрыве от непосредственной практики укоренения буддизма в среде тибетского населения. Он полагал, что перевод канонических текстов и подготовку первых немногочисленных тибетских адептов нельзя в полном смысле называть «изучением и проповедью Дхармы». Контраргументация Будона представляет собой перечисление имен тибетских адептов, принявших монашество, и их непосредственных наставников, что, по его мысли, свидетельствовало о непрерывавшейся традиции передачи религиозного знания". (Е.Островская)
Проще говоря, Ральди утверждал, что насаждение Дхармы носило совершенно искусственный характер со стороны царской династии. Народ Дхарму не принимал, это была "революция сверху")). ( Collapse )
Я часто встречаю среди российских практиков мнение, что настоящий расцвет Дхармы на Западе и в России возможен только при поддержке государства, при появлении монашеских институтов, монастырей etc. Я никогда не был согласен с этим. Без настоящих реализаторов всё это мертво.
Я знаю, что любая институция очень быстро начинает преследовать целью самосохранение. Такова природа вещей. Все явления возникают, расцветают, дают плоды и умирают. Но людские институции цепляются за жизнь до последнего, жертвуя ради этого всем, даже жизнями своих людей. Так проявляется привязанность людей.
Тем приятнее мне было прочесть слова известного практика Ямантаки и учителя Гелек Ринпоче, сказанные им в интервью журналу "Трисайкл". О монахах и их столкновении с миром обычной жизни, развитии и упадке Дхармы и чем она держится на самом деле:
Tricycle: Здесь на Западе наши дети не проходят «настоящей» духовной подготовки.
Gelek Rinpoche: Ну, тибетский способ подготовки детей не всегда так уж хорош. Обычно дети в монастыре просто смешаны с другими монахами. Если можешь ухватить что-либо, то ухватываешь, если нет – значит, нет. Для инкарнированного ламы всё немного по-другому – у тебя специальные наставники...
Tricycle: Вы уехали, когда вам было 20 лет?
Gelek Rinpoche: Да, я уехал в 59-м, во время конфронтации между Тибетским правительством и китайцами. Уже до 59-го настоящая атмосфера обучения и медитации была утрачена. Монастырь переполняли политические волнения и дрязги. Даже среди настоятелей – кто-то был за коммунистов, кто-то против, кто-то занимал про-китайскую позицию, кто-то – анти-китайскую. Даже среди инкарнированных лам были за и против.
Tricycle: А потом?
Gelek Rinpoche: Я был учителем Дхармы в школе монашек в Симле, которую содержал лондонский Фонд «Спасём детей» под руководством леди Александры Меткалфе, дочери вице-короля Индии.
Tricycle: И тогда вы всё ещё были монахом?
Gelek Rinpoche: Да, тогда я был монахом, но вскоре восстал против своего воспитания, стал пить, курить сигареты и…
Tricycle: Женщины?
Gelek Rinpoche: Да. Я всё время мечтал о том, каким может быть секс с женщиной. Мне хотелось попробовать. К тому же, если вы не носите рясы, вы можете свободно общаться с мирянами. Мне нравилось говорить обо всём. Если вы монах, то между вами всегда некоторый разрыв. Это был один повод. Секс – другой. С другой стороны, я думал, а что скажут мои учителя, что подумает Его Святейшество и каково мне будет с ними встретиться. У меня в уме шла настоящая битва.
Tricycle: Итак, вы начали вести распущенный образ жизни?
Gelek Rinpoche: Мне хотелось получить какие-то сильные ощущения, которых я не получал ни от сигарет, ни от марихуаны, ни от алкоголя, ни даже от секса.
Tricycle: Фантазии оказались сильно преувеличенными?
Gelek Rinpoche: Очень сильно преувеличенными. И тогда постепенно все ринпоче сказали: «Что ж, это прискорбно, но весьма обычно. Множество людей проходит через такое. Мне твердили, что хоть я и отказался от своих монашеских обетов, я по прежнему остаюсь ринпоче. Они говорили, что я должен помнить о своей связи с Дхармой.
Tricycle: Вы не пытались вернуться в монашество?
Gelek Rinpoche: Нет. Я получал множество приглашений от различных монастырей и настоятелей, но мне хорошо и так. Я мог говорить с людьми как мирянин, я мог обсуждать с ними их семейные проблемы, сексуальные проблемы, проблемы взаимоотношений. У меня были долгие и приятные каникулы. Ринпоче-наставники позволили мне побыть распущенным, и это принесло большое разочарование. Фантазии о ночных клубах, пьянках, курении, сексе – всё это не дало мне ничего. На самом деле, от этого были только проблемы и головная боль. Постепенно я полностью вернулся к жизни согласно Дхарме.
Tricycle: Что вы думали о переезде в Америку?
Gelek Rinpoche: Во-первых, передача Дхармы очень важна. Дхарма не принадлежит тибетцам и Тибету, Дхарма принадлежит всем. Западу, в частности, нужна Дхарма в силу нынешнего образа жизни, трудностей и давления. Многие люди прилагали к этому усилия – Трунгпа Ринпоче, Лама Йеше, покойный Кармапа и Калу Ринпоче – но пока вы не пребываете здесь постоянно, пока не становитесь частью жизни здешних людей, пока не понимаете здешней культуры и семейных взаимоотношений, очень трудно укрепить здесь Дхарму.
Tricycle: на Западе многие из тех, кто изучает Дхарму, знакомые с историей Тибета, похоже, видят пользу в идеализированном представлении Тибета, так как это способствует популярности движения «Свободный Тибет».
Gelek Rinpoche: Я считаю, что история должна быть историей. Я не думаю, что даже у Его Святейшества имеются какие-то романтические взгляды на старую тибетскую систему. Нужно преподносить всё настолько честно, насколько это возможно. Целые страны, народы искажают свою историю.
Tricycle: Каковы ваши надежды относительно Тибета сегодня?
Gelek Rinpoche: Я вижу видео и фотографии множества молодых тибетцев, которые бездельничают в Лхасе, просто слоняются, пьют, играют, и так и проводят жизнь. Когда я внимательнее их рассматриваю, я думаю, что никто из них не получил нормального образования. Тибетцы не любят китайскую систему образования, принятую в школах, а те, кто всё таки учатся, не могут сдать экзамены, так как они на китайском, а не на тибетском. И то, что в конце концов случится, так это то, что тибетцы не будут способны зарабатывать себе на жизнь в своей собственной стране.
Нет ни одного тибетца, который бы не хотел освобождения Тибета. Но в то же время, китайская оккупация длится уже тридцать лет, и если так и будет продолжаться, то тибетцы не смогут выжить, даже вернувшись к своей системе. Образование – это то немногое, что мы можем сделать. Мы также можем сохранять язык и культуру. Если они научатся профессиям сантехника или электрика, сохраняя при этом свои языки и культуру, этой будет великолепный подарок Тибету.
Tricycle: Кажется, что Дхарма пропитывает очень многое в тибетской культуре, но, похоже, что она не смогла противостоять той жадности бюрократов и политиков, которую нетрудно увидеть повсюду в мире. На Западе мы довольно идеалистичны, и нам хочется думать, что Дхарма поможет всё исправить. Но возможно, что это никогда и ничто не исправит?
Gelek Rinpoche: Ну да, Дхарма пропитывает очень многое в тибетской жизни. Она в культуре, в семье, в семейных традициях, повсюду. Как правило, у старых тибетцев очень добрый нрав. Есть некая доброта и мягкосердечие, которая видна в их лицах, глазах, в их умах. Тем не менее, здесь же есть и политические интриги, и коррупция, и экономическая эксплуатация. Образ доброго старого Тибета, где все живут в любви и милосердии с цветочками в руках – я не думаю, что это правдивый образ. С другой стороны, большинство людей не могут ничего поделать с политикой, интригами и борьбой за власть. И большинство монахов не имеет ничего общего с властной структурой монастырей и их борьбой. Дхарма пребывает на индивидуальном уровне. Мне не нравилось старое общество, старый способ функционирования и прежнее правительство, которые во многом сохранили феодальную систему. У меня много друзей среди молодых тибетцев, кому не нравятся эти мои слова, но правда в том, что это была именно феодальная система.
Tricycle: Как, по-вашему, развивается Дхарма на Западе?
В центре композиции находятся Изначальный Будда Самантабхадра, основатель учения Дзогчен, вместе с Самантабхадри. Небесно-голубой Самантабхадра сидит в позе ваджры, его руки сложены в жесте самадхи-мудра. Слева и справа от них разместились синий Самантабхадра и белая Самантабхадри, которые, согласно «Гухьягарбха Тантре», находятся соответственно на востоке и на западе.
Над центральной фигурой располагаются «три вершины учения Дзогчен» - ваджра, книга «ДраТхалГьюр» («Звук, пронзающий реальность» - важнейшая коренная тантра основных положений раздела Упадеша Дзогчен) и ступа, окруженные записью шести слогов: «ах ах шах сах мах хах».
В работах «Семньи Нгалсо» и «Семь сокровищниц», особенно в «Сокровищнице высшей колесницы», всеведущий Лонгченпа писал об этих «трех вершинах», возвышающихся повсюду, где преподают учение Дзогчен, - изначально в Бодхгайе, затем в Тибете, а сегодня уже и на Западе, в таких местах, как Лераб Линг. Как утверждают, когда учение Дзогчен станет еще более популярным в мире, три вершины воссияют радужным светом и будут источать дым и пламя.
Вверху, слева от Самантабхадры, помещен лама Сангдуй, Учитель гуру Чованга, вместе с красной Еше Цогьял, справа от него изображен Амитаюс в соответствии с методом продления жизни «Цедруп Сангва Дупа», открытым Ратна Лингпой. Сюда он включен для продления жизни Согьяла Ринпоче.
Из «трех тел» (санскр.: три-кая) воплощением дхармакаи являются Самантабхадра и его спутница, самбхогакаи - Лама Сангдуй и нирманакаи - Амитаюс.
Внизу, справа от Самантабхадры, изображен синий Ваджрадхара, а слева - красный Ваджрадхарма, собравший 6 400 000 строф тантр Дзогчен, которые преподавал Самантабхадра.
В центре внизу находится изображение важного йидама Чемчок Херука.
Танка была написана под руководством Оргьена Тобгьяла Ринпоче, который поднес ее Согьялу Ринпоче, а также любезно дал это описание.
Описание дано Оргьеном Тобгьялом Ринпоче в Лераб Линг, Франция. 2013
Вскоре после того, как в ноябре 2015 года Йонге Мингьюр Ринпоче вернулся из своего четырехлетнего ретрита, его старшие ученики взяли у него эксклюзивное интервью для журнала Lion’s Roar.
- Ринпоче, откуда у вас появилась идея выполнить такого плана ретрит в странствиях, где вы жили на улицах вместе с садху в Индии и медитировали в пещерах в Гималаях?
- Я ранее выполнил традиционный трехлетный ретрит, но у меня с детства было очень сильное желание выполнить некий ретрит в скитаниях. Мне нравятся горы, мне нравятся пещеры, и меня очень вдохновляли великие практикующие прошлого и некоторые из моих собственных учителей (таких, как Ньошул Кхен Ринпоче), которые выполняли такого рода ретриты.
- Почему вы никому не сказали о том, что запланировали?
- Мой отец, Тулку Ургьен Ринпоче, рассказал мне, что хотел выполнить такого рода одиночный ретрит в скитаниях – но когда попытался, ученики стали умолять его вернуться в свой монастырь, а учителя – поощрять к тому, чтобы в монастыре остаться. Он сказал мне, что если я действительно хочу такое провернуть, то никому не должен об этом рассказывать; говорил: «Никому не говори о том, чем занимался, пока не вернешься!».
- Каково было превратиться из важного буддийского учителя, живущего в комфорте в монастыре, в безымянного садху, аскетичного индуистского йогина, который просит подаяние и живет на улицах в Индии?
- У меня была мощная решимость находиться на улицах, но с моей стороны было наивно считать, что я сразу смогу жить на улице. Ушло какое-то время. Одно дело – отказаться от своего монашеского облика; разумеется, мне также пришлось отказаться от желания комфорта, пищи и базовых жизненных потребностей, даже желания безопасности. Это был хороший способ поупражняться в своей медитации отпускания.
- Каково было наилучшее из ваших переживаний?
- Это был околосмертный опыт, пережитый мной в Кушинагаре – месте, где умер Будда – вскоре после начала моего ретрита. Я очень сильно заболел – со рвотой и диареей – и однажды утром здоровье мое было в настолько плачевном состоянии, что я был уверен, что умру.
Когда я заболел, мне показалось, что я преодолел некую стену плотной привязанности к собственному телу, собственному комфорту, собственным одеяниям и даже идее о Мингьюре Ринпоче. Я постепенно отпускал, отпускал, отпускал, отпускал. В конце концов, я даже себя отпустил; думал: «Если я умру, ладно. Если я умру, не проблема». В этот момент у меня не было страха.
Я пережил некое растворение, как это называется в текстах, и полностью потерял контакт со своим физическим телом. Затем я пережил замечательный опыт. Отсутствовали мысли, эмоции, концепции, субъект или объект. Ум был ясным и пробужденным, подобно синему небу с сияющим солнцем, прозрачным и всепронизывающим. Это очень, очень сложно описать. В слова это на самом деле не облечь.
Это перевод статьи английского тибетолога Сэма ван Шайка “Tibetan Buddhism, the international religion”
В наши дни легко представить тибетский буддизм интернациональной религией. Обычно считается, что такое положение возникло со второй половины XX века, когда столько лам покинуло страну. До этого времени тибетская культура часто представляется как заключённая в твердыне тибетских гор и развивавшаяся особым путём в великолепной изоляции от остального мира.
Но если вы хотя бы чуть-чуть знаете историю, вы заметите в такой картине несоответствия. Тибетский буддизм был весьма популярен при дворе монголов и маньчжуров, на несколько веков став выбором правящей элиты Китая. И религия простых монголов тоже на самом деле тибетская — результат великих миссионерских усилий части тибетских лам.
А теперь ещё и Дуньхуанские манускрипты. Дуньхуан, конечно, был расположен на северо-восточной окраине тогдашней тибетской ойкумены, и тибетская культура сохранялась там в течение очень длительного времени. Но в то время как в соседних Цонке и Лянчжоу жило очень много тибетцев, население Дуньхуана всегда оставалось преимущественно китайским.
Поэтому возникают вопросы — кто на самом деле писал тибетские манускрипты, найденные в Дуньхуане? Кто практиковал там тибетский буддизм? Простых ответов не существует, но я думаю, мы можем сказать, что чаще всего это были не тибетцы.
***
Давайте посмотрим на какой-нибудь пример. «Вопросы и ответы по практике Ваджрасаттвы» — это один из великих трактатов по тантре из раннего периода тибетского буддизма, написанный Ньен Палъянгом, важным исследователем тибетской тантры девятого века. Все вопросы относятся к тантрической практике уровня Маха-йоги (а также проливают свет на ранний дзогчен). Трактат сохранился и в тибетском каноне, и в нескольких рукописях из Дуньхуана, в одной из которых присутствует имя писца, которое выглядит вот так:
༄༅། །ཕུ་ཤི་མེང་ཧྭེའི་འགྲོག་ཀྱིས་བྲིས། །
Хотя оно написано по-тибетски, это определённо китайское имя. Первая часть — это титул, а не личное имя: ཕུ་ཤི་, что почти с уверенностью означает 副使, официальный титул (встречавшийся повсеместно в Дуньхуане X века) третьего по величине человека в китайском правительстве того времени. То есть, этот тибетский трактат по практике медитации Маха-йоги был скопирован на (кстати, довольно хорошего качества) свиток китайским чиновником из Дуньхуана.
Другие манускрипты написаны хотанцами, уйгурскими тюрками и иногда даже тибетцами. Совершенно ясно, что тибетский буддизм в это время был по-настоящему интернациональной религией — культурной точкой соприкосновения огромного числа людей, принадлежавших к разным народам.
Во все времена своего пребывания на индийской земле буддизм был традицией меньшинства, и на протяжении всей его истории экономическое положение буддистских учреждений то улучшалось, то ухудшалось. Период раннего средневековья оказался особенно трудным. С ростом политического влияния Южной Индии одни институции северо-индийского происхождения смогли приспособиться к новым реалиям, в то время как другие начали утрачивать свое влияние. К сожалению, буддистские сообщества пошли по второму пути, причем их упадок был усугублен как сложной экономической и политической ситуацией, так и рядом решений, принятых буддистскими интеллектуалами.
Однако, самым главным фактором этого процесса была утрата буддистами традиционного покровительства. Уже на ранней стадии возникновения таких отношений, буддистским монахам удалось найти общий язык с крупнейшими гильдиями Северной Индии, в особенности с международными торговыми сообществами, которые вывозили товары из Индии и поставляли обратно различные изделия из Китая, Рима, Индонезии и других мест. Монахи путешествовали вместе с этими торговцами, предоставляя им квалифицированные лингвистические, правовые и медицинские услуги в обмен на их покровительство дома и за рубежом. Монастыри одалживали деньги мирянам-буддистам, вовлеченным в рискованную международную торговлю, снижая таким образом их расходы на ростовщические проценты банковских гильдий субконтинента. Со своей стороны, торговые гильдии получали пользу от общения с монахами и монастырями, изучая счетоводство и астрологию в уважаемом учреждении, которое не обращало внимание на кастовое происхождение, а лишь горело желанием распространять Учение Будды. Помимо прочего, симбиоз монастырей и гильдий был эффективен в части противодействия власти политических деятелей и высокомерию военных, причем, хотя правители и военачальники имели отношения и с монастырями, и с гильдиями, контролировать их по отдельности было довольно сложно. Таким образом, буддисты распространяли свое учение в Индии и за границей частично с помощью гильдий, а частично посредством стратегии предоставления услуг, оказываемых монахами.
Многое изменилось с упадком крупных торговых гильдий, начавшимся в условиях возросшего военного авантюризма после смерти Харши в 647 г. н.э. Предпочтение, отдаваемое Раштракутами арабским мореплавателям, и ошеломляющий успех согдийских купцов в Таримском бассейне в течение и после седьмого столетия обострили ситуацию в Индии. Здесь мелкие местные правители часто вели торговлю исключительно в своих личных целях и нередко норовили увеличить свою прибыль за счет пиратства или сговора с преступными группировками. В результате увеличения числа беженцев, военных дезертиров, не получающих жалованья солдат и других вооруженных группировок закон и порядок в Индии окончательно деградировали. Даже члены богатых гильдий, таких как, например, группы южноиндийских Айяволе, везде носили с собой оружие и иногда выступали в роли преступных объединений. А ордена воинствующих садху, как, впрочем, и некоторые пашупаты, предоставляли услуги по вооруженной охране караванов.
Не найдя общий язык со многими из южных правителей и мелких князьков, буддистские общины в долине реки Кришны – месте чрезвычайной буддистской активности на протяжении почти тысячи лет – постепенно исчезали под напором волн воинствующего шиваизма. Вследствие этого, многие буддистские сообщества сконцентрировались в крупных, похожих на крепости монастырях Северной и Западной Индии, а также крайнего юга, однако, больше всего их было в областях с монаршим покровительством, расположенных на востоке субконтинента. К десятому веку индийские буддистские монастыри в основном находились в Ориссе, Бенгалии, Бихаре, Уттар-Прадеше и вдоль западного побережья. Кроме того, несколько небольших обителей располагалось в Мадхья-Прадеше. При этом Андхра была почти полностью потеряна, как и большая часть юга, за исключением общин в Нагапаттинаме и его окрестностях, жизнеспособность которых во многом зависела от их связей с Шри Ланкой и Индонезией. В средневековой буддийской мифологии большая часть Южной Индии представлена в ореоле угроз и опасностей: здесь демоницы только и ждут случая, чтобы пленить буддистских монахов или торговцев, а правители-вампиры приносят путешественников в жертву гневным богиням.
Но даже в таких оплотах буддизма, как Бихар, Орисса и Бенгалия, монастыри продолжали испытывать проблемы с покровительством, поэтому они все больше уподоблялись феодалам, даровавшим им земли и привилегии. Величайшие из мегамонастырей тех времен, такие как Наланда, Одантапури, Сомапура и Викрамашила, владели значительными участками сельской местности, обеспечивающими их содержание. Своей коллективной ученостью они притягивали множество монахов из Средней, Юго-Восточной и Восточной Азии. Самые крупные из них имели в своем составе от 2500 до 3000 монахов, вовлеченных в учебу, медитацию и финансово-хозяйственную деятельность, поэтому великие монастыри в своих областях являли собой наиболее организованную административную силу, а так же были одними из самых значимых политических институтов. На этих территориях они самостоятельно собирали доходы и осуществляли полицейские функции, поэтому некоторые монахи только назывались таковыми, полностью посвятив себя бюрократической работе. Как это ни парадоксально звучит, но по мере того, как буддистские институты становились все более редкими и подвергались все большему региональному давлению, они увеличивались в размерах и привлекали все большее международное внимание.
Маленький драгоценный отшельник, цены которому не существует.
Киавтуит (или чатуит, как его иногда называют) зарегистрирован Международной минералогической ассоциацией совсем недавно — после нескольких лет исследований, в 2015 году этот камень получил свое название и место в ряду других минералов. Спустя два года уникальный экземпляр получил еще и описание.
Но история его начинается чуть раньше, в 2010-м. Рассказывают, что камень нашли в русле ручья мьянмского Могока охотники за рубинами, и, решив, что он не представляет большой ценности, выставили на продажу на местном рынке. Геммологи — частые гости на таких развалах, особенно в тех местах, что славятся своими сокровищами. Вот и этот минерал привлек внимание специалиста, правда, и он не сразу понял ценность находки из Могока.
Позже, изучив странный минерал, геммолог Кьяв Ту, в честь которого и назван камень, осознал, что никогда не встречал подобных образцов прежде. Как выяснилось, их не встречал никто на Земле.
После многолетнего совместного исследования американские эксперты и IMA (Международная минералогическая ассоциация) признали киавтуит новым минералом, аналогов которого не существует.
Прозрачный оранжевый камешек состоит из висмута, сурьмы и кислорода, имеет следы тантала. Весит маленькое сокровище всего 1,61 карата, то есть 0,3 грамма, но высокая плотность делает его в два раза тяжелее рубина. Увидеть киавтуит вживую можно только в Музее естественной истории округа Лос-Анджелес.
Существуют четыре причины, по которым так важно делать практику Херуки. Первая состоит в том, что когда Ваджрапани попросил Херуку даровать учения, Будда Ваджрадхара явил мандалу на вершине горы Меру; она не исчезла и до сих пор пребывает там. Благодаря этому, если мы делаем практику Херуки, то можем достичь просветления быстрее.
Другая причина - в том, что существует двадцать четыре священных места, связанных с Херукой. Поскольку они являются проявлениями Херуки, сначала мы визуализируем их на своем теле и затем выполняем практику. Сделав это, мы сразу же обращаемся к бесчисленным дакам и дакини тех священных мест. Когда мы их призываем, как если бы протянули им руки, даки и дакини приходят, растворяются в нашем теле и благословляют наши тигле, каналы и ветры. Это делает их готовыми для работы, так что мы можем использовать их для медитаций, таких как Шесть Йог Наропы, позволяя ветрам войти, пребывать и растворяться, помогая растворить грубое и тонкое сознание, а затем и чрезвычайно тонкое сознание, таким образом, мы испытываем состояние ясного света, вместерожденное блаженство. На этой основе мы можем достичь дхармакайи. Если мы получим опыт ясного света, великое блаженство, нераздельное с пустотой, то сможем достичь просветления в этой жизни.
Один из моих учителей, Гомо Ринпоче, писал мне, что у него был такой опыт после того, как он закончил ретрит по практике Ваджрайогини... Кхечог Ринпоче, мой друг из монастыря Сера Мэ, писал мне, что у него был похожий опыт. Он не объявлял об этом публично, это было его личным делом. Он только рассказал близким друзьям. Думаю, у многих мастеров медитации был подобный опыт ясного света и иллюзорного тела. Мы можем увидеть по тому, как они выглядят внешне. Те, у кого есть такой опыт, выглядят по-особенному.
Это невероятная возможность, поскольку даки и дакини священных мест в этом мире благословляют нас посредством практики мандалы тела. Это одна из причин, почему это является быстрым способом достичь просветления. Другие причины упомянуты в "Мандале Тела Херуки", переданной Пабонгкой Дэчен Ньингпо, которую я получил от Кьябже Триджанга Ринпоче и Кьябже Сонга Ринпоче.
Существует сказание о том, что Херука пообещал Пабонгке Ринпоче, что тот, кто будет выполнять практику Херуки в течение семи жизней, будет перерожден в чистой земле Дампа Кхачо. То же самое пообещала Ваджрайогини Кьябдже Лхацуну Ринпоче. Кьябдже Денма Лочо Ринпоче получил посвящение Ваджрайогини от него, а я получил ее от Денма Лочо Ринпоче несколько раз. Поэтому, если мы делаем практику Ваджрайогини в течение семи жизней, то нас приведут в чистую землю вплоть до семи воплощений.
Если мы родимся в чистой земле Ваджрайогини, то точно сможем достичь просветления там. В этом состоит особенная польза от этого. Обычным людям очень легко обрести рождение в чистой земле Амитабхи, но, хотя это и освобождает от низших миров навсегда, там нет этой особенной возможности [достичь просветления].
🔥 За убийство курских волонтеров солдатам ВСУ платят по $5000, рассказал журналистам доброволец Даниил, спасающий людей из курского приграничья.
У украинских военных есть доплата за каждого убитого волонтера. Для них это, как сафари. За головами волонтеров охотятся преимущественно иностранные наемники, — сообщил Даниил.
Другие добровольцы также подтверждают его слова. Многие отмечают, что за ними охотятся FPV-дроны.
Невероятного результата удалось достичь 31-летней Алине Пековой. Последней горой, на которую она взошла, стала Шишабангма (8027 м) в Гималаях.
"Некоторые говорят, что мне просто улыбнулась удача… На самом деле все восьмитысячники дались нелегко, это всякий раз была борьба, я боролась за каждый. Проект стал частью моей жизни. И совершенно точно он изменил меня. Я через многое прошла, многое осознала, многие вещи пересмотрела. В каких-то ситуациях по-новому увидела себя со стороны. Горы — хороший учитель".
Альпинистка начала свое приключение в апреле 2023 года. Первой покоренной вершиной для нее стал Эльбрус. Подъем на 14 самых высоких гор планеты — одно из самых престижных достижений в высотном альпинизме. Пекова сделала это всего за 15 месяцев, покорить все 14 восьмитысячников до нее смогли лишь 42 человека, из них три женщины.
Пики-восьмитысячники находятся в Пакистане, Непале и Китае, быстрый подъем на все представляет собой физическо-логистическо-финансовую головоломку, решить которую оказывается многим не под силу. Свой отпечаток накладывает и бюрократия, и ограничения на уровне государств, и сама природа. Так, Алина могла бы закончить проект гораздо раньше, однако, когда она готовилась подниматься на Шишабангму осенью 2023 года, сошла лавина, погубившая нескольких восходителей, и китайские власти (а Шишабангма полностью находится на территории Тибета) закрыли гору для восхождений.
Как правило, китайцы в таких случаях не дают никаких прогнозов и обещаний, и никто не знает, когда они снова допустят альпинистов на гору. Единственное исключение было сделано для Пурджи и его команды, которые сняли с Шишабангмы тела погибших. Алина рассказала, что чувствовала, когда буквально на финишной прямой ее остановили обстоятельства непреодолимой силы: "Если бы не удалось взойти на Шишабангму в этом сезоне, пришлось бы переносить восхождение на весну. Но это вновь ожидание, переживания, поиск времени. Через это все снова проходить не хотелось. То есть желание завершить проект у меня не пропало бы, но планы буквально на все пришлось бы сдвигать. Самое неприятное, в такой ситуации ничего нельзя сделать, приходится просто ждать. Но я бы все равно пошла до конца — дождалась бы и взошла. Потому что бросить задуманное из-за бюрократии — глупо".
