.jpg)
Мы привыкли думать об импрессионистах как о революционерах – на деле, импрессионисты были контр-революционерами, версальцами. Весь пафос импрессионизма состоит в том, что у каждого буржуа отныне будет свой пруд с кувшинками и своя приватизированная красота, свое впечатление от мира. Лишить искусства прав на генеральные ценности – и выдать каждому его персональный ваучер впечатлений, вот в чем сила и притягательность импрессионизма. И Рембрандт – которого оттолкнуло общество «малых голландцев», и Ван Гог, которого импрессионизмы сочли психом, - были прежде всего теми, кто захотел вернуться к целому, к общему, к категориальной философии.
В этом смысле и следует трактовать чистые цвета его палитры. Это категории, незамутненные сущности; он рисовал новые иконы. Икона – не есть метафора; икона выражает непосредственно бытие, непосредственно воплощает образ.
Ветка Ван Гога – это сама живая ветка, башмаки – это живые башмаки, а поле – это поле. Это не метафора жизни («жизнь прожить не поле перейти»), не метафора биографии («истоптать башмаки»), не метафора судьбы («согбенная ветка»).
То, в какой степени школа Ван Гога оказалась востребована – видно из истории; его извращали как могли.
Импрессионизм победил повсеместно: в постмодерне, в авангарде, в деконструкивизме, в троцкизме, в финансовом капитализме – вообще везде. Миллионы обывателей, называющих себя средним классом, верят в нарезанные бумажки акций – в современный капиталистический пуантилизм. Если вспомнить, что Клод Моне дружил с Клемансо, одним из авторов большой войны, то данное высказывание перестает быть метафорой. Это просто факт, вот и все.
...Власть конвенций в искусстве, как и власть корпораций в жизни – делают всякое независимое от группы и моды высказывание почти что невозможным.
Ван Гог существовал вне конвенций – в этом была его личная трагедия и в этом было значение арльской школы.
www.peremeny.ru/colums/view/1454/